— Вы не понимаете! — В голосе Джанни появились ноты мольбы. — Он противился Божьей воле.

— Воле твоего Бога, Джанни, — тихо проговорил Фуггер. — Твоей интерпретации Его воли.

Голос юноши изменился, стал жестче.

— Служа той английской ведьме, он служил дьяволу.

— Он служил своей правде.

— Нет! — взвыл Джанни, яростно глядя на устремленные на него глаза. — Он проклял нас, проклял нас всех. И только я могу снять это проклятье!

— И только я могу тебе помочь.

Новый голос принадлежал хромому мужчине в черном одеянии, мимо которого они пробежали.

Томас Лоули подошел к Джанни, наклонился и помог ему встать.

— Пошли отсюда, Джанни! Пойдем.

Стряхнув участливую руку, Джанни начал поворачиваться. А потом посмотрел вниз, увидел своего мертвого отца на руках у своей воющей матери и шагнул к родителям. Голосом, потерявшим вызов, Джанни произнес:

— Матушка?

Глаза Бекк были полны слез, и она различала фигуру сына словно сквозь пелену. Она встряхнула головой и просто секунду смотрела на него — так, как смотрят на человека совершенно незнакомого. А потом снова наклонилась над трупом и тихо завыла.

На этот раз Джанни подчинился руке, увлекавшей его прочь. Первый шаг дался трудно, второй — немного легче. Вскоре это уже он тащил хромого мужчину с причала. Джанни Ромбо видел, как каравелла скользила по волнам, унося с собой их семейное проклятье. А еще он сообразил, что у причала остались и другие суда.

Давние знакомцы проводили юношу взглядом и вернулись к живой и умершему.

— Нам надо его похоронить, — сказал Фуггер. Хакон покачал головой и нагнулся, прикоснувшись к плечу Бекк.

— У меня есть другая мысль.

К закату они уже все приготовили. Они как смогли перевязали ему раны, умыли лицо, завернули в новый плащ. Эрик вложил ему в руки кривую саблю.

— Пусть это не его собственный меч, — проговорил Хакон, кладя руку сыну на плечо, — но Ромбо знал толк в хороших клинках.

Он снова наклонился к носу плоскодонки, в которую уложили Жана, и своим ножомвырезал на дереве гигантское «Р».

— Руна путешествий, — сказал он.

Фуггер поставил в ногах Жана бутыль с вином.

— Ты захочешь выпить, когда проснешься, дружище. Оно не такое хорошее, как с твоих собственных виноградников. Но тебе будет с чем сравнить твой следующий урожай.

Хакон греб, Бекк сидела сзади. Эрик последовал за ними во второй лодке, с Фуггерами. Закатное солнце заливало спокойные волны багрянцем и медью. Когда Хакон сушил весла, Эрик подвел свою лодку к первой и рукой придержал борта. Скандинав перелез к нему, оставив Бекк держать тело.

Она прошептала:

— Мне нечего тебе дать, Жан. Я могу только пообещать: тебя никогда не забудут. Мы часто будем рассказывать твою историю. Мы будем рассказывать ее на дворе «Кометы». Потому что я верну ее — клянусь тебе в этом. Прощай.

Она поцеловала мужа, а потом приняла руку Хакона и перебралась во вторую лодку. Там Бекк посмотрела на лица, полные ожидания.

— Никаких слов, — велела она. — Потому что он был человеком не слов, а дел. И каких дел!

Ребекка приняла у Хакона факел, который он зажег для нее. По ее кивку Эрик отпустил плоскодонку, которая сразу же начала отходить прочь. Отлив подхватил ее. И в тот момент, когда им всем уже показалось, что лодка отошла слишком далеко, Бекк пригнулась и бросила факел. Рука, владевшая пращой, сохранила прежнюю силу, и жажда цели осталась безошибочной. Кружась и рассыпая искры, факел пролетел по воздуху и упал на солому, которая служила Жану ложем. Оно моментально вспыхнуло, и лодка, которая стала погребальным костром Жана Ромбо, пылая, поплыла в закат.

Часть вторая. НОВЫЙ СВЕТ

Глава 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Тагай сидел на корточках внутри выгоревшего круга, просеивая золу так, чтобы она падала обратно обильным черным снегопадом. Анна пыталась увести его с края этой вырубки, где когда-то стоял поселок, но он притворился, будто не слышит ее. Потому что он не мог сказать ей ничего, чего не говорил бы накануне или за день до того. Он обещал ей Новый Свет. И привез ее в пустыню.

— Завтра, Тагай.

Слова Анны прозвучали прямо у него за спиной. Как всегда, он не услышал ее приближения: о нем не возвестил ни треснувший прут, ни шаг по обгоревшей земле. Он всегда знал, что она — дитя воздуха. Когда Тагай впервые увидел ее, она летела с крыши дворца. Но разве он — не уроженец этой земли, пусть даже он никогда раньше здесь не бывал?

«Разве охотник из рода Медведя, из племени тахонтенратов, не должен был услышать приближение белой девушки?»

Но конечно, он не был охотником. Он не был никем. Все, что он знал в жизни, осталось на той стороне океана. И, стоя на пепле четвертого поселка, встретившегося им за четыре дня, Тагай хотел оказаться сейчас в Париже, благополучно пьяный и готовый лечь в постель очередной женщины.

Он встал и вытер руки о штаны. Грязнее им уже не стать: за семь недель плавания зеленый бархат превратился в серо-коричневый. Однако Тагай не мог снять их, равно как и полотняную рубашку и парчовую куртку, не мог одеться так, как, по словам его матери, летом одевался его народ, — в простую полоску кожи на поясе. Это было бы такой же фальшью, как его грезы о возвращении на родину.

Тагай хотя бы почувствовал, как ее рука тянется к его плечу. Он шагнул прочь из круга сажи, по-прежнему поворачиваясь к ней спиной.

— Завтра? Ты думаешь, завтрашний день будет чем-то отличаться от сегодняшнего? — спросил он.

Рука Анны ласково погладила то место, где он только что стоял.

— Да, думаю, — отозвалась девушка. — Ты сам говорил: твой народ меняет место, когда земля устает. Нам просто нужно догнать их.

Тагай повернулся, все еще избегая встречаться с ней взглядом. Его голос звучал горько:

— Ты видела поля. Земля здесь богатая. Зерно наливается, хотя сорняки пытаются заглушить его. Эти люди не меняли места сами. Этих людей прогнали.

Она обратила внимание, что он перестал называть их своим племенем.

— Тогда мы найдем то место, куда их прогнали, Тагай. Найдем.

Прежде чем он сумел ей ответить, их позвали по именам. Крик слышался за краем поляны, с тропы, которая вела к реке.

Анна была рада, что ему помешали.

— Мы здесь, капитан! — откликнулась она. — Впереди, в деревне.

Появился Жаке — он быстро передвигался с помощью самодельного костыля, который она соорудила для него, как только они достигли земли. Он очень неудачно сломал ногу, упав на палубе во время шторма посредине Атлантики. Анна умело соединила разошедшиеся края кости, из своих скудных запасов сделала ему питье, которое умеряло раздражительность больного, и сидела с ним в его тесной каюте, выхаживая во время лихорадки, вызванной переломом. С тех пор капитан преклонялся перед дочерью Жана Ромбо.

С капитаном шли двое его матросов. Несмотря на молодость, они с трудом за ним поспевали.

— Неужели обязательно все время так торопиться?

Жаке встал на одну ногу и, тяжело дыша, замахнулся на них костылем. Ему трудно было сердиться на Анну, так что он переносил свою злость на Тагая.

— Может, ты и один из них, паренек, но в твоем парижском наряде этого не заметно. — Он указал на грязную и потрепанную одежду Тагая. — Тебя скорее утыкают стрелами, чем обнимут, как пропавшего братца!

— Хотел бы я стать для них мишенью, — проворчал Тагай и отошел, взбивая ногами облачка черной пыли.

Он быстро ушел за деревья.

— Возвращайся-ка обратно, парень!

Жаке заковылял следом за ним, но Анна удержала капитана.

— Оставьте его, дядя Пьер, — тихо молвила она. — Он разочарован.

— Как и я! — рявкнул капитан. — Как я смогу обменять товар, если мы не отыщем индейцев, а? Скажи-ка мне! А если мы не наладим обмен, то нам придется скоренько двигаться в Гаспе, чтобы ловить рыбу. Вы не заплатили мне столько, чтобы можно было вернуться во Францию с пустыми трюмами.